— Ты как, Лазарь?

Что-то пробулькав в ответ раненый рухнул. Уселась, утирающая разбитое дробовиком окровавленное лицо девчонка, не отводя от меня злого взгляда. Хороша. Очень хороша. Будь у меня в запасе годы — я бы не забыл о такой потенциально прирожденном бойце.

— А-а-а! — к небу взметнулся дрожащий гнусавый крик. Раздалось три выстрела. Послышались новые крики, а следом дикий звериный рев Тигра.

Еще через минуту — «отряд мстителей» так и продолжал оставаться на месте — вернулся Тигр, несущий на плече смешно брыкающегося придурка.

Сбросив его к моим ногам, он отступил. Взгляды присутствующих скрестились на подскочившем и тут же перепугано замершем мужичке с козлиной бородкой и выбритой верхней губой.

— А че ж ты сам не пошел? — улыбнулся я, не глядя больше на мужичка. Я не отрывал взгляда от посланных на смерть «бойцов» — Почему детей в бой послал?

— Так не на смерть! — встрепенулся мужичок — Ведь есть и в вас святого крупица! На детей бы руки не подняли!

— Говорить ты мастак — хмыкнул я, вынимая из кобуры револьвер.

— Погоди, чужак! Погоди! Мы одного хотим — чтобы вы у…

Выстрел не дал ему закончить. Пуля ушла в живот, гарантировано пробив желудок. Следующие четыре быстрых выстрела я всадил ему в плечи и таз, старательно целясь, чтобы раздробить кости. Не удовольствовавшись, с силой пнул ботинком в правый бок, стараясь всадить окованный сталью носок как можно глубже. Я буквально ощутил, как внутри его тела что мерзко хрустнуло. И пятый выстрел прямо в яйца. Чтобы посылающий детей на смерть ублюдок не вздумал плодиться. Искалеченный мужик даже не крикнул. Он отрубился сразу после первой пули — а жаль.

Глянув на «войско вражье» я зло проревел:

— Дети! По домам! А если не уйдете — убью всех взрослых и детей! Всех ваших мам и бабушек! Всех ваших дедушек и еще живых отцов и братьев! Я сожгу ваши дома и цветущие сады! Обещаю — я сделаю это, если через три минуты еще буду видеть хотя бы одного ребенка или подростка! По домам! ЖИВО!

Грохочущая и лязгающая в моем голосе сталь заставила их ожить. Побросав оружие, посеревшие от испуга «воины» опрометью убегали. А я продолжал орать им вслед:

— Увижу хоть одного ребенка на улице — убью всех! Всех вырежу! Всех до единого! Держите детей дома, если не хотите беды! Эй! Старпер-убийца! Этого с собой забирайте — я кивнул на корчащегося у моих ног ублюдка.

— Кому нужно это… дерьмо — хрипло ответил старик, тяжело поднимаясь на ноги — И чего я пошел? И чего детей повел дурак старый? Господи… гореть моей душе в аду… не за убийство друга — а за детей которых я понукал идти и не робеть… Такое не отмолить. Такое самому себе не простить. Бес попутал этот говорливый… запутал меня… в грех окунул черный… Что ж! Пора и ответ держать!

Первый удар топором старик нанес себе по руке, глубоко надрубая левое запястье. Второй удар пришелся по шее, легко прорубив дряблую плоть и порвав артерии. Шатнувшись, он выронил топор и упал рядом с убитым им Лазарем. Отправился держать ответ…

— Ладно — кивнул я — Ладно, старпер. Ты вернул каплю уважения к своему народу. Тигр… что там сверху видать?

Успевший вернуться на крышу зверолюд ткнул когтистым пальцем в сторону противоположную от приведшей нас сюда дороги:

— Идет толпа. Полста рыл.

— Дети?

— Ни одного.

— Оружие?

— Тоже нет. Впереди седые. На всех белая одежда — простые штаны, рубахи. Идут босиком. Вроде как распевают молитвы. Весело же они здесь живут…

— Жили — поправил я — Жили. Независимость этих дерьмоедов закончилась. Джоранн! Как ты там?

— Я в строю! — отозвалась Джоранн и ее голос продолжал дрожать от переполняющей ее злости — Этот ублюдок говорун-подстрекатель еще жив?

— Считай, что нет — ответил я, перезаряжая револьвер и глядя на дергающегося в расползающейся луже крови агонизирующего ублюдка.

— Спасибо, Оди! За детей — спасибо! Я уж думала…

— Все на крыши! — крикнул я, перебивая ее откровение — Трофеи в повозку! Эй! Подростки боевые! Да, я про вас, жертвы насилия. Уходите!

— Куда? — высунулась из повозки испуганная темноволосая девка.

— К ним! — ткнул я рукой в дома — Лезьте к ним в дома и рассказывайте!

— Что?

— Все! И со смачными кровавыми деталями! Расскажите им как кричали, плакали и молили ваши друзья. Как их насиловали и убивали. Больше шокирующих деталей! Покажите в лицах, как гоготали ваши насильники! Как пускали по кругу охреневших от такой подляны подростков ваши святые элдеры и старшие!

— Боже… зачем им знать такое?

— Чтобы не шли на смерть ради этих ублюдков! — жестко ответил я и повелительно махнул рукой — Вперед! За все надо платить, детишки! Даже за спасение от членов и ножей! Ваша плата — убедить спятившее население не пытаться умереть за тех, кто такого не достоин! Считай это вашим… вашей…

— Епитимьей, мать вашу! — рявкнула рыжая — Бегом! Спасайте детей, пацифисты! Живо!

— Ну и рай — покрутил я головой — Ну и гребаный сраный рай… уж лучше жить в аду!

— А чего мы тогда вылезли? — осведомился удивительно молчаливый сегодня Рэк — Сидели бы в родной жопе…

— Меньше философии — буркнул я, отправляясь следом — И больше убийств.

— Мое любимое кредо — осклабился орк, ласково проводя лапой по винтовке.

Удобно расположившись на крыше, прикрывшись парой трофейных кирас с не смытыми следами крови, я терпеливо ждал, глядя в безмятежное синее небо. Настолько сильное и почти настоящее, что можно быть уверенным — его покрасили действительно дорогущей краской. И ведь и облака есть — наверняка искусственно сгенерированные специальными машинами. Не все же из распрыскивателей землю поливать. Я глядел на небо и прислушивался. Сначала я услышал знакомые голоса отправленных нами спасенных подростков. Они пытались докричаться до наглухо закрытых домов. Это не дома, а тараканьи клеевые ловушки. Снаружи все ярко, чинно, благопристойно. А внутри крепкий религиозный клей с психоделическим эффектом, намертво вцепившийся в души фанатичных придурков. До таких хрен достучишься. Но количество кровавых смертей обрушившихся на это придурошное поселение должно их сделать более восприимчивыми. Может и удастся убедить тупых матерей и отцов, что не стоит отправлять детей под пули.

Через несколько минут криков перемежающихся крайне неумелым, можно даже сказать позорным использованием таких важных слов как «сука», «жопа» и «дерьмо», дело у переговорщиков пошло на лад. Но надо отдать им должное — ученики оказались способными и с каждым новым предложением использовали речевую сочнятину все умелее. Аж брызгало из ртов говорящих и смачно чавкало в ушах изумленных слушателей. Потом все затихло. Но ненадолго — вскоре подвалила и белоснежная многочисленная делегация добровольных смертников.

Мельком оглядев явившуюся на залитую кровью площадь толпу, я поднялся во весь рост. Глянул сверху-вниз на переминающихся аммнушитов, медленно обводя их взглядом. Тут около сотни рыл. Мало. Крайне мало. Обманывают ушлепки тупые. Обманывают.

— Все ли здесь из тех, кто насиловал и убивал детей? — спросил я так громко, чтобы меня услышали не только на площади, но и в окружающих ее домах.

— Мы чисты в наших помыслах как чисты были в деяниях наших страшных, но важных… — с потрясающей умелой уклончивостью ответил стоящий в центре высокий, если не сказать величественный старик.

— Всю жизнь тренировался, упырок? — лениво поинтересовался я, снова пересчитывая ублюдков — Не иначе годы потратил на прокачку словесного арсенала…

— Я не понимаю…

— Да и нахрен не надо — махнул я рукой и ткнул в старика рукой — Ты! Лечь в ту лужу! — моя рука сползла на самую большую лужу заполненную смесью из воды, крови и чье-то прелестно желтой блевоты.

— Я…

— Живо! — рявкнул я и переломившийся старпер в белоснежных одеяниях без единого пятнышка, начал медленно укладываться в лужу, сохраняя на морде выражение истинного мученика.

Спрыгнув с крыши, я в несколько шагов оказался рядом и с силой наступил на седой затылок, окуная его харей в лужу. Подержав так, пнул в бок, заставив перекатиться.